Эрик Линдрос: Муж, отец и благотворитель
Великий центрфорвард наконец обрел свое счастье в спокойной семейной жизни после тяжелой, противоречивой и укороченной травмами карьеры
Автор Павел Стрижевский / обозреватель NHL.com/RU
ТОРОНТО - Знаете, в чем главное отличие Эрика Линдроса от его товарищей по классу-2016, принятых в Зал хоккейной славы? Он - единственный, кто каждый год все еще ждал этого телефонного звонка.
Очень ждал! Вратарь Роги Вашон, завершивший карьеру 34 года назад, оставил надежду, что о нем вспомнят, с четверть века назад. Сергей Макаров, закончивший играть 20 лет назад и давно вернувшийся в Москву, по его собственному признанию и думать забыл о Зале славы. Ну а за Пэта Куинна оставалось ждать разве что членам его семьи.
"Я бы соврал, если бы сказал вам, что не знаю, в какой день каждый год объявляют новые имена, - сказал Линдрос в пятницу после церемонии вручения перстней в здании Зала хоккейной славы в Торонто. - Шесть лет - не так уж мало времени, но с другой стороны теперь я здесь уже навсегда".
В жизни Линдроса, заметно поседевшего на висках и сильно раздобревшего, наконец, наступили спокойствие и гармония. В 2012 году он женился на девушке из Квебека по имени Кина, и сейчас они в полнейшем достатке и благости воспитывают троих маленьких детей, ни одному из которых не исполнилось еще и трех лет. Карлу-Пьеру - два с половиной, близнецам Софи и Райану - чуть больше года. Семья Линдросов живет в роскошном доме самого престижного и дорогого района Торонто. Эрик радуется жизни, меняет малышне подгузники, подтирает детские попки, по четвергам играет в хоккей с мужиками и тратит массу времени на благотворительность, связанную с предотвращением и профилактикой сотрясений мозга. Человеку, к 35 годам заработавшему более $50 млн и с умом свои заработки инвестировавшему, носиться в поисках новой работы совершенно необязательно. Особенно когда по дому бегает столько детворы.
Линдроса спросили, понимает ли его старший сын двух с половиной лет от роду, что такое хоккей, и чего папа в нем добился.
"Мы живем в десяти минутах езды отсюда, - улыбнулся Линдрос. - Часто проезжаем мимо Зала славы, когда Карл-Пьер бывает в машине. И вот уже пару месяцев, когда он видит это здание - поднимает голову и кричит "Хоккей?!" Он понимает, что здесь происходит что-то, связанное с хоккеем. А недавно, когда снаружи развесили баннеры с изображениями тех, кого скоро примут в Зал славы, моя жена предложила провезти его мимо и проверить, узнает он меня или нет. Стоило нам сюда подъехать, сын увидел мой огромный портрет и закричал: "Папа!" Трудно сказать, насколько хорошо он понимает суть хоккея, но дома постоянно играет со своей детской клюшкой. А на прошлой неделе, когда "Ошава Дженералз" (юниорский клуб, за который Линдрос выступал до дебюта в НХЛ - прим.П.С.) провели трогательную церемонию в честь предстоящих здесь торжеств, Карл Пьер вышел со мной на лед и начал улыбаться, махать трибунам и вообще всячески почувствовал себя частью происходящего. И потом во время исполнения гимна стоял абсолютно неподвижно с торжественным лицом. Я просто поверить не мог в то, что вижу! Пройдет еще немного времени, и я обязательно приведу сюда детей."
Можно лишь сокрушаться, размышляя о том, каких высот он мог достичь, если бы сумел уберечь свою голову. Линдрос лучше всех понимает, насколько круто изменили его жизнь и карьеру те шесть сотрясений мозга, которые он получил за два года на рубеже веков. В последние сезоны, проведенных им в НХЛ, страх перед входом в чужую зону по центру сковывал его по рукам и ногам, превращая одного из величайших центрфорвардов в истории в тень самого себя. Первое из этой череды сотрясений еще в 1998 году "презентовал" ему Дарюс Каспарайтис. Но самым страшным вне всяких сомнений было последнее - от Скотта Стивенса в седьмом матче финала Восточной конференции в мае 2000-м. Получив на входе в зону "Дьяволов" чудовищный удар в челюсть железобетонным плечом 4-го номера "Нью-Джерси", здоровенный 193-сантиметровый форвард "Филадельфии" рухнул на лед без сознания и с минуту пролежал на левом боку, свернувшись в утробной позе.
Не помог восстановлению психологического комфорта и скандал, разразившийся у Эрика с собственным клубом в лице генерального менеджера "Флайерз" Бобби Кларка, торопившим его к возвращению на лед. Линдрос настаивал, что пока не долечится полностью, - играть не будет, что в конечном итоге привело к его обмену в "Рейнджерс". Но тот кайф от игры, который он ловил на протяжении всех 90-х, выходя на лед с Джоном Леклером и Майклом Ренбергом, ушел от него навсегда.
Ему пришлось стать своего рода первопроходчиком в эпоху, когда всю серьезность возможных последствий от тяжелых сотрясений мозга в спорте толком не понимали. Это в наши дни клубы сами всячески упрашивают игроков пройти полный курс восстановления и тем более, боже упаси, не пытаются давить на них, чтобы те возвращались в строй не долеченными.
"Нет смысла хранить в душе весь этот негатив, - сказал Линдрос в пятницу, когда его спросили о нынешних отношениях с Кларком. - Да, кое в чем мы не соглашались. Сейчас это все позади. Давайте идти вперед и становиться лучше. И не сказал бы, что считаю себя пионером в том, что делал и в тех решениях, которые принимал. Не то чтобы до меня никто не стремился долечивать травмы как следует. Я взвешивал варианты, принимал решения, и мои родители поддерживали меня независимо от того, по какой дороге я решал идти."
Впрочем, какой бы усеченной ни казалась многим его карьера, завершившаяся уже в 34 года, он успел сделать в хоккее очень многое. Первый номер драфта-1991 в том же году выиграл заключительный Кубок Канады, в 760 матчах регулярных чемпионатов набрал 865 очков, стал четвертым в истории по скорости достижения рубежей в 300 и 400 очков за карьеру, и пятым, достигшим 500 очков. Принял участие в шести энхаэловских Матчах звезд. Дотащил "Филадельфию" до финала Кубка Стэнли-97. Но главным достижением своей карьеры все-таки считает эпизод из более поздней, пост-травматической ее части.
"Я бы все-таки назвал Олимпиаду-2002 как один из главных моментов, - сказал Линдрос. - До этого был Кубок мира-96, финал которого мы уступили американцам в последние четыре минуты решающего матча в Монреале. До сих пор не знаю, как такое могло с нами произойти. Потом в 98-м мы в полуфинале проиграли Олимпиаду по буллитам чехам и Доминику Гашеку. Наверное, поэтому победа в Солт-Лэйк-Сити была такой долгожданной. Кстати, под руководством Пэта Куинна, вместе с которым я сейчас имею честь вступать в Зал славы."